«О Аллах, ты – мой господь! Нет бога, кроме тебя. Ты сотворил меня, и я – твой раб», — на одной ноте протягивает Динора и низко кланяется, опускается на коврик и снова встает, бормоча что-то себе под нос. Через какое-то время она замолкает и не произносит больше ни слова — небольшую комнату заполняет абсолютная тишина. Она встает, аккуратно собирает коврик и кладет его на старенький сейф, который много лет назад купил ее муж. Его уже несколько лет нет в живых.
Источник: kloop.kg
Автор: Айдай Эркебаева
Динора идет в соседнюю комнату и закидывает несколько дров в печку — нужно хорошо разжечь огонь, чтобы приготовить пирожки к обеду. Ее морщинистые руки, которые слегка дрожали несколько минут назад, теперь умело разминают тесто. Это характерная черта пожилых людей — они могут забыть, куда положили свои очки минуту назад, но их руки всегда помнят те ловкие движения, которые научились выполнять еще в раннем детстве.
«Я всех детей научила готовить, но Амир прекрасно готовил лагман, лучше всех. Готовил всегда для меня, подарки дарил, — говорит Динора, показывая на свои выцветшие, но аккуратные розовые штаны, которые Амир ей подарил. — Сейчас мой младший сын иногда ведет меня покушать лагман в кафе, сама тянуть лагман я не могу, руки не те».
Комнату наполняет запах масла. Маленькая печка стоит в углу комнаты и одновременно служит и плитой, и обогревателем. По телевизору идет детский мультик — яркий самосвал поет о дружбе и занимает на полчаса двух маленьких внуков Диноры. Младший, по словам женщины, особенно похож на своего дядю Амира — такой же открытый и веселый.
Амир — самый старший ребенок Диноры, который всегда отличался буйным характером — драчун махалли, упрямый и неусидчивый, но заботливый старший брат. В подростковом возрасте, чтобы усмирить сына родители отдали его учиться в медресе. Тогда они и предположить не могли, что в будущем увлечение идеями джихадизма станет причиной смерти Амира в боевых стычках в Сирии.
«Здешние боятся говорить о таких вещах, боятся, что навредят другим. А что мне скрывать? Я боюсь только бога. Например, у моего родственника тоже умер сын там, но они всегда говорят, что он на заработках в России», — рассказывает Динора удивительно спокойным голосом.
Амир, как и многие его местные сверстники, около года жил в России. Там он работал поваром и кормил своих соотечественников домашним лагманом. После этого парень вернулся домой в Араван, южный городок на границе с Узбекистаном, и подрабатывал в соседнем Кара-Суу. Там он, по словам Диноры, вместе со знакомыми попался на распространении экстремистских идей — что конкретно он делал, женщина рассказать не смогла. Тогда Амир восемь месяцев отсидел в СИЗО, а когда вышел, начал ремонтировать и перепродавать телефоны. Вскоре он получил свой второй срок — за попытку перепродать украденный гаджет.
Родителям тогда пришлось заплатить большую взятку для того, чтобы он вышел на свободу. «Когда его выпустили, ему было стыдно за то, что он приносит столько проблем, а поэтому он решил уехать на заработки, чтобы искупить свою вину», — с сожалением вздыхает Динора. Амир сказал ей, что едет в Россию. Оставил на родителей жену с детьми, а сам звонил им и говорил, что работает преподавателем в университете. Позже вслед за Амиром уехала и его супруга с детьми. Свекр долго не хотел их отпускать, уговорил оставить им хотя бы старшего внука. «Видимо, он тогда все начал понимать», — говорит Динора.
В конце 2014 Амир с женой звонили родителям уже вместе, говорили, что у них все хорошо. Динора гордилась и радовалась за детей. Но через полгода невестка позвонила ей уже сама. Испуганная и заплаканная, сквозь рыдания она призналась свекрови — они с Амиром не были в России, а сам он никогда не работал в университете. Опасения свекра были оправданы — старший сын уехал служить в Сирию, а несколько дней назад его убили.
При этом, чаще всего инициаторами переезда выступают мужчины, которые вместе с собой увозят в Сирию своих жен и детей.
После смерти Амира его супруга с детьми остались в неизвестной опасной стране одни. Вскоре об этом узнала вся семья, а родители девушки начали угрожать Диноре и ее мужу судом — по их мнению, в том, что их дочь уехала туда, была вина и родителей Амира. Тогда, под давлением со стороны родственников, муж Диноры решил поехать в Сирию, чтобы забрать оттуда невестку и внуков.
Через полтора месяца в телефоне женщины раздался звонок. Неизвестный голос на том конце провода сообщил ей о немыслимом — «твоего мужа вместе с еще 16 людьми расстреляли прямо на сирийской границе».
В это утро она вышла из дома за продуктами, а в обед вернулась домой организовывать поминки. Что случилось с телами ее сына и мужа, похоронил ли их кто-нибудь, никто не знает.
На этом эпизоде истории голос Диноры вздрагивает и прерывается тяжелым вздохом, взгляд замирает на одной точке, а руки, обычно активно жестикулирующие, теперь неподвижны. «Мне больно», — со слезами на глазах и с хрипотцой в голосе шепчет она. Слова ее тонут в абсолютной тишине.
Последняя фраза заставила замереть даже сотрудника МВД, которому поручили контролировать мою работу в Араване. Здесь с этим напряженно — несмотря на то, что в этой местности проживает лишь 2% населения Кыргызстана, по словам Эдварда Лэмона, отсюда в Сирию уехало около 30% всех кыргызских боевиков, больше, чем из любой другой точки страны.
Эксперты объясняют это, кроме прочего, большой плотностью населения, нехваткой жизненно важных ресурсов и в особенности тем, что Араван серьезно задели этнические конфликты 2010 года. Из-за этого местные испытывают недостаточное удовлетворение своих потребностей. «Многие жители чувствуют несправедливое отношение к себе со стороны полиции и местных органов власти. Эти обиды заставили некоторых людей отправиться на поиски новой жизни в Сирию и Ирак», — считает Эдвард Лэмон.
МВД тщательно скрывает информацию о тех семьях, чьи родные уехали на Ближний Восток — на многие вопросы можно получить ответы только заручившись согласием от верхушки силовиков. Информацию общественности они дают дозированно — сухая статистика и интервью только с «проверенными» людьми, которые не скажут ничего лишнего. Именно поэтому пообщаться с теми, чьи родственники уехали в Сирию после 2015 года, очень сложно — МВД пока не делится их контактами.
«Я бы уже пешком туда дошел и вернул бы ее», — тихо говорит Ильшат. Его дочь несколько лет назад уехала с мужем в Турцию из Чуйской области, а спустя полгода выяснилось, что они точно также, как и Амир, пересекли границу Сирии. Ильшат показывает на телефоне последнюю фотографию, которую выслала по WhatsApp его дочь — на ней ее дети в грязной и старой одежде сидят в какой-то землянке.
Несколько месяцев назад их зять подорвался на мине, оставив без защиты жену с маленькими детьми, после чего они сдались курдским ополченцам и попали в лагерь для беженцев. Тогда она написала маме:
— Нам дали два дня сроку. Или мы сдаемся курдам, или идем к Аллаху.
— Ты дурная что ли? Ты зачем такое говоришь? Ты о детях подумай, а вдруг ты умрешь, а они останутся мучиться! — возмутилась ее мама Гульнур. Она вновь умоляла дочь не сдаваться и попытаться вернуться домой. Дома ее ждут. Ждут очень сильно.
Родители не раз обращались в правоохранительные органы, но пока они ничего не могут сделать — этот вопрос должен решаться на высшем уровне. А на высшем уровне уверяют — вернувшиеся из Сирии кыргызстанцы «несут явную угрозу».Надежды это внушает мало. Следователи только периодически расстраивают Ильшата вопросами о дочери — однажды после такого разговора он напился и не возвращался домой до самого утра.
«Если бы я знала, то ни за что бы дочь не отпустила. Хочу, чтобы она вернулась, чтобы ее дети учились в школе. Сейчас они там необразованные ходят. Где они моются, где кушают, где спят?» — сквозь рыдания шепчет Гульнур.
Религиовед и эксперт по экстремизму Икбалжан Мирсаитов считает, что эвакуация женщин и детей из Сирии для государства «сложный вопрос» — потому что Кыргызстан, в отличие от соседних стран, не готов принять этих людей. Для них нет ни центров реабилитации, ни карантинных зон.
Всего, по данным спецслужб, в Сирию выехали более 800 кыргызстанцев (по мнению экспертов, эта цифра может быть больше) и примерно две сотни из них уже считаются погибшими. О судьбе многих известно мало. Если они раз в несколько месяцев выходят на связь с родными, значит живы. О жене Амира ничего неизвестно уже полгода — по последней информации она находилась в сирийском лагере для беженцев.
«Всегда сложно говорить родителям, что их дети погибли. Они всегда надеются и ждут. Особенно пожилые и одинокие. Но это билет в одну сторону», — спокойно говорит сотрудник МВД, перебирая папки с личными делами тех, кто уехал в Сирию.
В это время к возвышающемуся надо всем вокруг величественному зданию из белого гранита направляется бесконечный поток людей и машин. Кажется, в центральную мечеть Аравана направляется весь город. Она может вместить в себя 3000 человек, но и этого недостаточно для обеденного пятничного намаза — люди расстилают коврики перед мечетью, на лестнице, посреди торговых рядов базарчика неподалеку. Мужчины в спешке бегут, перепрыгивая через две ступеньки и читая молитву на ходу.
На улице никого нет, двери магазинов открыты нараспашку, вокруг припаркованы машины, а голубь безмятежно ест крошки, выпавшие из базарной тандырной печи. Движение перед мечетью замерло, весь город замер. Только девочка лет восьми в грязной одежде со спящим маленьким мальчиком на руках сидит на обочине.
В Араване больше сотни мечетей на 116 тысяч населения. Местное население глубоко религиозно, а это дает больше возможностей для проповедников, пропагандирующих неверные толкования ислама — например, о том, что каждый мусульманин обязан принимать участие в «священной войне». Эксперты говорят, что такие проповедники «самоучки» и находят информацию о радикальных течениях в исламе в интернете.
Среди араванцев пойти на пятничный намаз считается почти обязательным, а поэтому в мечети собираются очень разные люди: пожилые мужчины с седыми бородками, молодые парни в темных очках и модных кроссовках, школьники, прибежавшие сюда сразу после уроков. Большинство женщин, как и Динора, молятся дома.
«Возможно, если бы я отдала сына в обычную школу, а не в медресе, все было бы по-другому. Я жалею, что в его воспитании была слишком слабовольной, надо было его больше защищать от нападок мужа. Я не смогла уследить за его жизнью, — произносит Динора с чувством отчаяния и смирения в голосе. Отец с сыном часто конфликтовали, Амир бунтовал и сбегал из дома, воровал родительский деньги. — Намучилась я с ним».
Она достает из шкафа черный классический костюм, нежно проводит рукой и вдыхает запах. Это парадный костюм Амира — он любил красиво одеваться. Сейчас этот костюм иногда носит младший сын Диноры, но она говорит, что пиджак все еще пахнет ее Амиром.
По данным МВД, в 2018-2019 в Сирию из Кыргызстана не уехал никто, но в лагерях для беженцев в Сирии остается неизвестное число кыргызстанок с детьми. На вопрос сколько их и когда их заберут домой, МИД Кыргызстана пока ответить не может. «Госорганы осуществляют всестороннюю работу», — говорят там. А простые сотрудники органов признаются, что у страны просто нет ресурсов, чтобы отправлять самолеты в боевые зоны и привозить людей, как у соседнего Казахстана.
Уже в сумерках, когда внуков не будет рядом, Динора снова возьмет коврик для намаза и будет молиться за упокой своих родных. Также как и десятки других женщин, чьи дети по билету в одну сторону уехали на «священную войну».