В Казахстане при обсуждении табуированной или разрешенной религией одежды, поведения и подобных феноменов, участники дискуссий часто обращаются за аргументами к традиционной религии. Мол, традиционные религиозные воззрения предков это разрешали, а это нет, и потомки должны следовать тем же путем.
Но что такое традиционная религия для государствообразующего этноса Казахстана? Об этом CABAR.asia попросил рассказать Жаксылыка Сабитова, историка, PhD.
– До проникновения ислама какая религия доминировала на территории современного Казахстана?
– Какой-то общей, доминирующей религии не было. Были очень разные религиозные течения.
– Как и когда ислам проник на территорию Казахстана?
– Проникновении ислама связано с арабской экспансией. Когда арабы покорили Среднюю Азию, произошло первое столкновение с тюргешами (тюркский народ, живший в Семиречье – Прим. ред.), которые сильно сопротивлялись. Даже одного из предводителей тюргешей называли «Абу Музахим», что означает «бодливый», то есть человек, который мог сопротивляться. Потом происходит геополитическое изменение, когда началась война фактически между арабами и династией Тан за влияние, это вылилось в Таласскую битву, в середине VIII века. Тогда на стороне китайцев были карлуки (тюркский народ, живший в Семиречье – Прим. ред.), которые потом перешли к арабам, и арабы в конце концов выиграли это противостояние.
Главными бенефициарами этой борьбы были карлуки. Они пошли на союз с арабами, а затем, через сто лет, правитель карлуков в 840 году объявил себя каганом (глава государства у древних тюркских народов – Прим авт.). Уже тогда ислам был на территории Казахстана. В последующем он постепенно распространялся среди племен, которые населяли территорию современного Казахстана; все, кто рядом был рядом с карлуками, например, огузы, начали принимать ислам. Сами карлуки в 960 году приняли ислам как государственную религию.
– Почему ислам смог закрепиться на этих территориях?
– Это было связано с тем, что в то время ислам был очень важным с точки зрения передачи знаний, был ведущей культурой. Если ты хотел прикоснуться к мировой культуре, ты мог это сделать через ислам. Через него ты узнавал, к примеру, греческих авторов. А дальше – всё по инерции.
Например, у нас, в Золотой Орде, в конце XIII века была война между мусульманами и буддистами. В начале буддийская партия победила, но через 10-15 лет мусульмане взяли реванш, и буддисты были вытеснены. Хотя, надо сказать, что на территории Казахстана кого только не было: и буддисты, и христиане-несториане, и манихеи.
– Почему ислам в том виде, в котором мы его сейчас видим, выжил среди всех других течений?
– Надо сказать, что в исламе ханафитский мазхаб – наиболее либеральный, по сравнению с другими школами (ислам ханафитского направления официально признается в Казахстане; этот мазхаб упоминается в законе «О религиозной деятельности» – Прим. ред.). Если в одних течениях что-то признается харамом (греховным деянием), в ханафитском мазхабе может быть не харамом.
Данная школа была наиболее толерантной по отношению к неофитам. Мы знаем, что некоторые другие мазхабы совсем ничего нового не признают и там абсолютное отрицание всего. Понятно, что такое, скорее всего, не прижилось бы среди казахов. И именно из-за этого ханафитский мазхаб прижился у нас и распространился так быстро.
– Почему активно появлялись и появляются сторонники так называемого нетрадиционного ислама, под которым, как правило, подразумевают приверженцев более радикальных воззрений?
– Нетрадиционный ислам заходит в голову, когда нет национальной идеологии. Если взять страны, где есть хорошая политика исторической памяти, конструирование единой нации, там вы не встретите экстремалов в религиозной среде. Например, в России можно увидеть свою, какую-никакую, но идеологию. И все экстремалы находятся на уровне русских и других националистов. Соответственно, там нет экстремистки настроенных православных.
В обществе, где нет сильной идеологии, есть вакуум. Его могут заполнить люди, которые дают простые ответы на очень сложные вопросы. Из религиозных экстремистов очень легко сделать националистов-экстремистов, потому что у них уже есть экстремизм «в крови». А то, как экстремизм «выйдет», зависит от того, какие в обществе существуют институты. Если есть развитая гордость своим происхождением, которая фиксируется и конструируется государством, то он, скорее всего, станет национализмом.
– Что вы можете сказать про тенгрианство? Насколько можно утверждать, что оно традиционно для казахов?
– Про ранние религии казахов, в том числе про ислам очень много мифов. Один из таких мифов про так называемое «тенгрианство». На самом деле, никакой религии тенгрианства, как его понимают сейчас, не существует, это всё новодел. Религии хунну, тюрков, монголов между собой отличались и чем-то единым они не были. Например, Умай (богиня плодородия), Эрлик, Ульгень – где они встречаются вместе у монголов, хунну, тюрков или позднесредневековых кочевников-немусульман? Нет такого.
Под тенгрианством сейчас подразумевают всё то, что не ислам. Как говорят: «Что такое Запад? Запад – это Запад. А что такое Восток? Восток – это не Запад. Всё, что не Запад – это Восток». И тут то же самое. Например, традиция аластау (очищение огнем) может быть взята из зороастризма.
Тенгрианство – это набор разных верований и практик, которые единым цельным никогда не являлись. По сути, мы не знаем, каким было тенгрианство, нормальных источников не сохранилось для того, чтобы утверждать что-то с уверенностью. Однако то, что религии хунну, монголов, тюрков и позднесредневековых кочевников-немусульман отличались – это точный факт. Это говорит нам о том, что какой-либо единой религии до ислама никогда не было.
– Тогда почему сейчас некоторые люди идут в тенгрианство?
– Это обычная практика возрождения неоязычества, которая есть и на Западе, например популярность кельтских богов, Одина и Тора, в России – родноверы. И почему этого у нас не должно быть? Раз это обычное дело для всего мира, у нас, так как мы являемся частью мира, это тоже будет.
Сейчас наши тенгрианцы – это такие романтические люди, которые влюблены в тюркскую историю и культуру. У них в голове почему-то сложилось, что ислам – это, прежде всего, хиджаб и всё плохое, и поэтому мы не ислам.
– Что вы можете сказать об утверждении, что тенгрианство – это проект внешних сил?
– Искать тут длинную руку Запада или еще каких-то стран – это, мне кажется, глупо. Это то же самое, что говорить, что все люди у нас, которые за свободу слова, финансируются Западом, или Китаем, или Россией. Это все – навешивание ярлыков. Люди сами туда идут, и это их право, хотят быть тенгрианцами – пусть будут.